Книги и диски
За свой счёт
«Наконец, Толя позвонил. У него был очень уверенный голос. Он вдруг сказал:
— Ну что вы так волнуетесь, ваша книжка дешевле билета на метро.
Я онемела, да он и не дал мне слова сказать.
— У художника что-то не ладится. Поезжайте к нему, позвоните и поезжайте. Если вам не понравится, просто заберите рукопись, найдём другого художника, они сейчас все безработные.
— Но ведь Новый год вот-вот! Вы же обещали!
— Кто мог подумать, что люди такие безответственные. Не умеешь — не берись.
— Вы работали с ним или, по крайней мере, видели его обложки?
— Нет, но он сказал, что сделает.
— Как же можно было отдавать!
— Ваши книжки дешевле билета на метро...
— Что вы говорите такое! Вы ведь сами назначили цену. Разве я торговалась с вами?
— Но вы ещё ничего не видели. Может, подскажете ему, что подправить, и всё будет о’кей. Поезжайте и звоните мне сразу же!
Я поехала к художнику на другой конец Москвы.
Дома здесь были все на одно лицо, серые и пятиэтажные. Номера раздавались им очень скупо, как будто думали — всё это временно, скоро все их снесут, как бараки, а на их месте поставят Дом. И вот тогда у него будет один номер, а весь десяток корпусов отпадёт за ненадобностью. Но временное — вечно, особенно у нас.
Целый час я ходила по колено в снегу от третьего корпуса к шестому, потом почему-то шёл второй. Бродила, как в лесу, и вокруг не было ни души.
И вдруг, неожиданно для себя, оказалась перед восьмым корпусом. Я даже остановилась от неожиданности — ведь мне был нужен именно он!
Грязная лестница, настенные рисунки в разных стилях — от клинописи до ретуши. Пятый этаж. Сломанные стулья у дверей.
На звонок выходит худой человек и следом — худая собака. Они удивительно похожи, даже взгляд одинаков, измученный и покорный.
Собака не кусается, подумала я. У человека, нарисовавшего ту девушку в автомате, не может быть злой собаки.
–– Здравствуйте!
–– Светлана? Николай. Долго же вы добирались. Входите, раздевайтесь. Не бойтесь, собака не кусается.
— Я так и поняла.
— Простите, я уберу с дороги свои деревяшки, это я тумбочку мастерю. Этим сейчас и живу, собственно, а оформление –– это так, Рэна попросила.
— Вы её знаете? Она же сказала мне, что у неё нет вашего телефона...
— Да я только её и знаю, мы работали вместе в ведомственном издательстве.
— Ну, Бог с ней. Мне очень понравился ваш эскиз. Сразу видно, что вы прочли повесть, спасибо.
— Это вам спасибо, я сделал это с удовольствием. Но я не колорист, я график. Эскиз я сделал, а в красках не работаю, я так и сказал Рэне. А она — как получится, Светлана ничего не скажет, только показать ей надо, когда всё будет готово. А мне даже краски не на что купить. Они пообещали пятнадцать тысяч за две обложки. Какие сейчас можно краски купить на пятнадцать тысяч? И ещё я им сделал одну работу, печать поправил, нечёткая была. Тоже пообещали пятнадцать тысяч. Работу забрали, а деньги не отдают. Вы не можете дать мне хоть какой-нибудь аванс? Я просто голоден, и собака голодная. Вот, собрал бутылки, хотел сдать пойти, но вы позвонили...
— Коля, у меня правда нет денег, ни с собой, ни дома. Я всё им отдала, около шести миллионов.
— Что, всё сразу? Не буду вас пугать... Значит, они вас прислали за рукописями. Чтобы ни за ту работу не платить, ни за эскизы.
— Но этого не может быть! Я им только что заплатила наличными, вы позвоните им!
— Позвоните сами. Видите — с моего номера трубку не берут, у них определитель. Ну, сильны ребята. Я бы ни за что им рукопись не отдал, но вам отдам, конечно. Тронули вы меня. Я сейчас ничего не читаю, не до книг. — Он окинул взглядом комнату.
Мой взгляд повторил за ним тот же круг — железная кровать с зелёным суконным одеялом, один стул, стол, заваленный бумагами, заставленный разноцветными пузырьками и баночками.
Незаконченная тумбочка — высший класс! Начатые полки — просто шедевр! И молчаливая худая собака с терпеливыми глазами у дверей.
— Тронули вы меня. Беззащитный вы человек, а вам ещё такие сражения предстоят! Я художник, но посмотрите мои работы — вот и вот ещё. Техника безопасности на стройке — всё чёрно-белое, только у рабочего голубой комбинезон, сплошной. Я только так и умею работать. Двадцать лет это было нужно, а теперь — никому и ничего.
— У меня правда одни долги. Но я сразу же позвоню им со своего телефона. Не может быть, чтобы вам не заплатили. И спасибо вам!
Я прижала к груди свои драгоценные рукописи и эскиз девушки, который он мне подарил. Я так и несла всё это до самой остановки автобуса и только там спохватилась и переложила свою ношу в пакет.
Дома я бросилась к телефону:
— Толя! Толя! Что же это делается! Где вы нашли этого голодного художника с голодной собакой? И разве две обложки стоят пятнадцать тысяч? Чего можно было ожидать за такие деньги! И почему вы не платите ему? Он же просто голодный!
— Светлана, Светлана, не волнуйтесь! Он отдал рукописи, это хорошо. Оставьте их в Большом издательстве у Валеры, я их завтра заберу и отдам другому художнику.
Он сразу же начнёт работать, я с ним договорился. А этот — зачем он брался, если не умеет? Так бы и сказал. И врёт он всё, врёт про пятнадцать тысяч.
— Толя, я обязательно должна видеть обложки до того, как они пойдут в работу.
— Какие вопросы!»