Проза
Женщина в чёрном
Я продаю свои книги в спорткомплексе Олимпийский, там работает Книжный клуб в пять этажей. Мне дали бесплатный столик. В истории Олимпийского такая привилегия была только у Вячеслава Иванова, но ему было значительно проще.
Когда кто-то из покупателей говорит, что моя фамилия ему знакома, я искренне удивляюсь:
— Правда?!
Чаще говорят, что знают песни на мои стихи. Тогда я радуюсь от всей души:
— Правда?!
Бывают дни, когда я не продаю ни одной книжки. Бывают — когда я продаю на шестьсот рублей. Был один такой день.
Я сразу побежала хвалиться к Инне, Радику, Мише, Ане, Наташе, Коле с Сашей, они все продают не свои книги, зато на несколько тысяч в день. Наконец, добегаю до Любы — она дальше всех, и на склад к Оле.
— Я сегодня продала книг на шестьсот рублей!
— Светлана! — или Светлана Юрьевна, кто как, — пусть как можно скорей эта сумма покажется вам смешной!
Иногда люди останавливаются просто поговорить или показать свои стихи.
Иногда мне говорят:
— Я счастлива, что познакомилась с вами.
Редко, правда, — покупают одну книгу, а через неделю приходят за остальными.
В самом начале подошла молодая женщина вся в чёрной коже, с железкой в носу. Она посмотрела на мой, тогда ещё самодельный плакат:
— Вы поэтесса? Надо же! Пожалуй, я куплю у вас эту книжку. Это проза? Сто рублей?
— Да, спасибо.
— Знаете, я тоже поэтесса. У меня даже вышла маленькая книжка стихов. И заплатили гонорар — пятьсот рублей.
— Здорово! Мне, правда, эти две книжки выпустили бесплатно после часа прямого эфира по телевиденью в Сибири, нашлись спонсоры. Но последний гонорар я получила в «Советском писателе» в восемьдесят восьмом году.
— Мне тогда было четыре года.
— Вот видите! — смеюсь я.
— Можно, я почитаю вам свои стихи? Они у меня в телефоне.
Стихотворение правильное, чёткий ритм, все рифмы на месте…
— Я ещё вам прочту, вот это моё самое любимое.
Стихи про суицид. Нервные, резкие, чувствуется, человек пережил — может, не суицид, но мысль о нём.
— Эти настоящее. Только не надо любить свои стихи, отпускайте их, как выросших детей, чтобы не мешали писать дальше.
— Надо же, как вы разговариваете. Я хотела поддержать вас материально, а вы ведёте себя так, словно вам это не нужно.
— Мне это действительно не нужно.
— Тогда можно я возьму ваши стихи бесплатно?
— Пожалуйста, — она подержала мою синенькую книжечку и положила на место, — и эту брать не стану, Верните мои сто рублей.
— Как вам будет угодно.
И вдруг я будто впервые увидела её глаза. Они были, как два скальпеля.
— Сидите тут. Сколько вы сегодня продали книг?
— Одну, — зачем-то говорю я.
— Вот видите! Никому вы не нужны. Вы расстроены? Вам хочется, чтобы я ушла? Тогда вам придётся дать мне под зад коленкой.
— Мне воспитание не позволяет. Но если вы не уйдёте, уйду я.
Я бродила минут двадцать с этажа на этаж, вернулась заплаканная.
— Что случилось, Света? — удивляется Люба. Я пересказываю ей разговор с женщиной в чёрном.
— Да вы что! Зачем вы с ней вообще разговаривали? И разве стоит она ваших слёз!
А потом я продаю книги на четыреста пятьдесят рублей и бегу по нашему второму этажу:
— Радик! Я продала книг на четыреста пятьдесят рублей! Инночка! Миша! Люба! Я продала книг на четыреста пятьдесят рублей!
